Кольцевая ударная волна от уничтожения механизма, убившего планету, достигла «Грозовой птицы» Пертурабо через секунду после вспышки, блеснувшей на фонаре кабины. Машина затряслась под ее натиском.
Сжав ручку управления, примарх удержал корабль на обратном курсе в Калэну, не позволив рухнуть вниз. Позади огненный шторм величиной с континент выжигал остатки мирового океана.
— Обычно после таких разрушений я чувствую, что восстановил справедливость, — сказал Железный Владыка. — Что одолел какое-то великое зло.
— Сейчас не так? — спросил Барбан Фальк.
— Нет. Мы ничего не добились.
— Это было понятно заранее, — напомнил легионер.
— Я знал, что возмездие окажется символическим, но ожидал испытать хотя бы слабое удовлетворение после ответного удара.
— И не испытали его?
— Да, потому что мы уже проиграли битву, причем еще до высадки на планету. Я не в силах покарать наших врагов на Моргенштерне — убивая их, мы лишь потакаем их жажде смерти.
— Тогда что же нам делать?
— Спасти как можно больше невинных, покинуть этот мир и не вспоминать о нем.
Барбан кивнул и повернулся к приборной доске, вдруг услышав в воксе чей-то настойчивый голос. Грозы и ЭМИ-воздействие орбитальных ударов почти полностью забивали сигнал помехами, но Фальк превосходно умел отсеивать посторонние шумы.
Он пробежал пальцами по рычажкам, и кабину заполнил воющий скрежет. Через некоторое время из скрипучего, дрожащего хрипа пробился голос Харкора:
— …ас атакуют… прорвались в ворота. Ублюдки внутри Шарей-Мавет! Все системы отказы… нет… целые тысячи. Без… готовимся к бою…
Передача внезапно оборвалась, Барбан и Пертурабо обменялись удивленными взглядами. Оба не догадывались, как смертным удалось проникнуть в крепость Железных Воинов.
— Помнишь, я минуту назад говорил, что нам не под силу покарать наших врагов?
— Да, и?
— Я ошибался, — заявил примарх. — Эти скоты кровью заплатят за нападение, и я буду наслаждаться тем, как они умирают.
Золотой шлем сомкнулся на голове Магнуса, электроды прижались к вискам и загудели от напряжения. Рот Циклопа наполнился слюной с металлическим привкусом.
— Не нужно этого делать, — сказал он, чувствуя, как пучки игл проходят сквозь волосы и впиваются в скальп.
— Оказавшись на каталке, так говорят все, — бросил Шай-Тан в теле Атхарвы.
— Ты не понимаешь, я могу помочь тебе.
— С чего ты решил, что можешь помочь нам? — Глаза легионера вспыхнули гневом пси-сущности. — Способен ли ты вообразить всю мерзость содеянного здесь? Тысячи людей, повинных только в том, что родились с даром творить чудеса, были лишены собственной уникальности. Многие погибли в процессе, а выжившие вскоре позавидовали им. Представь себе ослепшего во сне художника, сломавшую пальцы виртуозную арфистку, онемевшего певца с дивным голосом. Вот что с нами сделали! И ты думаешь, что способен помочь?
Магнус не закрывался от слов Шай-Тана, и память о муках составляющих его душ терзала сердце примарха. Он просеивал мириады отдельных фрагментов в поисках абсолютной истины, стараясь найти способ освободить Атхарву и остальных, исправить все, сотворенное в этом зале.
Закрыв глаз, Циклоп впитал разумом боль Шай-Тана. Он снова и снова переживал ее в воспоминаниях тех, кто страдал здесь в прошлом. Разомкнув веки, Магнус увидел образы минувшего…
Медотсек приобрел былой вид идеально белого, стерильного комплекса, предназначенного для жутких операций.
Примарх смотрел на него взглядом женщины, лежавшей когда-то на этой же каталке. Магнус плакал, испытывая ужас жертвы, не понимающей, что происходит. Над ней склонялись безликие люди в защитных костюмах из вулканизированной резины, с дыхательными масками и непрозрачными визорами. Незнакомцы держали наготове шприцы с антипсионическими препаратами.
Циклоп давился пластиковой капой, не позволявшей женщине прикусить язык. Он бился, пока к ее голове прилаживали жгучие иглы и зажимы. Он впивался ногтями в лица и даже сорвал маску с ближайшего мучителя. Вместо морды чудовища под ней оказались непримечательные черты испуганного медика с виноватым взглядом.
Углубившись в мысли мужчины, Повелитель Сынов за один вздох узнал о нем все — его надежды и мечты, все то, что делало его человеком. Но истинная суть разумов смертных лежала не в их грезах; она таилась в их страхах.
Так какие же кошмары пожирали первопоселенцев этого мира?..
И ответ на вопрос, который Магнус задал Пертурабо в начале их миссии на Моргенштерне, стал кристально ясным.
Отпустив воспоминания женщины о былом ужасе, Циклоп ринулся в настоящее и полной грудью втянул пропахший химикатами воздух. В висках пульсировала боль, неподвижные конечности сковывал ледяной холод.
Электроды золотого шлема дрожали от мощных разрядов, обугливая участки присоединения. Кожа на голове стала влажной — вращающиеся иглы погружались все глубже, миллиметр за миллиметром. Мысли едва ползли, в черепе что-то низко жужжало, как будто туда влетела муха.
Магнус превозмог боль.
— Я знаю, почему с вами так поступили.
— Они боялись нас! — огрызнулся Шай-Тан. — А страх ведет к ненависти, поэтому они лишили нас способностей.
— Нет, — возразил Циклоп. — Причина в ином. Совсем в ином.
— В чем же? — требовательно спросила сущность. — Объясни мне, зачем с нами проделали все это, почему дали столь многим из нас умереть, крича от страха, или сойти с ума? Неужели хоть что-то может оправдать подобное?